Сон длиною в жизнь

Я плыла по зеленой глади пруда, отражаясь в ней, как в ста-
ром венецианском зеркале, вмонтированном в умывальник
моей бабули.
Бабуля была древняя, но еще такая самодостаточная.
Бабуля была личностью.
Деда я помню плохо.
Он умер когда мне было пять.
Я помню лишь его высокую сухую фигуру в коричневом костю-
ме, не скажу - неизменном, дед был франтом.
После его смерти осталось такое количество костюмов,
жилетов, шляп и галстуков, что можно было бы одеть всё мужское
население небольшого городка.
Бабушка вещи, частью продала, частью, раздала, а кое из чего
сшила маме и жене папиного брата изумительные костюмы.
Прямые английские юбки, жилеты и жакеты.
Всё, как из парижского дома моды.
Шить бабуля умела.
Но шила редко и никогда, если просили, только в охотку -
самодурка та еще была.
Иногда, очень редко, если бабуля теряла бдительность,
кое-кто из нас, детей, просачивался на их с дедом половину - бабуля
священнодействовала.
Она сервировала стол к ужину, ждала деда.
Чего тут только не было: и салфетки в кольцах, и хрустальная
вазочка разделенная перегородкой, в которой лежала чёрная и
красная икра, и фрукты, так красиво уложенные в корзиночку, что
казались восковыми.
Бабуля замечала проникновение, и выдворяла пришельцев на их
законные места, на свои шестки.
Возражать было бессмысленным занятием.
После смерти деда бабуля вообще перестала обращать на нас
внимание.
Она постоянно уезжала "гостить" к своим племянницам, дочерям
своей старшей сестры, женщины красоты сказочной.
Гостила по очереди у каждой.
Наша бабуля была нарасхват.
Телефона в доме не было, и если бабуля отсутствовала более
трех дней, мы с папой шли обзванивать ее племянниц.
Шли мы на угол, в телефонную будку.
Будки тогда были массивные, деревянные, с тугими дверями, а
в автомат нужно было бросать "семишник" - пятнадцатикопеечную
монетку, которая частенько просто проваливалась, и тогда
приходилось идти на другой угол.
Длинноногому отцу - что?
А для меня это было настоящее путешествие.
Но я не роптала - на обратном пути мне всегда покупалось
мороженое в бумажном стаканчике, с палочкой, которое было похоже вкусом и цветом своим на кисель из брикета, который иногда варила мама.
Я-то предпочитала компот из абрикосов, слив и маленьких
сморщенных груш, но кто меня спрашивал-то?
Пила то, что давали.
Кроме порошкового молока.
Это - ни за какие коврижки, ни за какие бублики!
Лучше убейте!
Обнаруживали мы бабулю у одной из трех ее племянниц, и
удалялись домой с сознанием исполненного долга.
О племянницах нужно сказать особо.
Одна была женой оперного певца.
Пел он всю жизнь в Музыкальном театре им. Станиславского, и
спустя много лет после его смерти, портрет старого артиста еще
украшал стену этого храма искусства.
Муж второй был каким-то деятелем от спорта.
Жили они в высотном доме на площади Восстания в огромной
шестикомнатной квартире.
Да, да, в том самом доме!
Оттуда бабуля привозила мне шелковые платья и белые чулки.
"Обноски" некоей Ирочки, внучки бабушкиной племянницы.
Как я ненавидела эти белые чулки.
На нашей улице в таких не ходили.
Я чувствовала себя белой вороной с белыми ногами.
Однажды Ирочка пожаловала в гости к нашей бабуле со своей.
Это была рослая девочка, породистая, как говорят.
Я не помню подробностей, помню лишь, что на запястье Ирочки
благородно поблескивали золотые часы.
Они настоящие? спросила я.
Да, хочешь послушать?
Да!
А откуда они у тебя - тебе купили, недоумевала я - Ирочка
была моей ровесницей, и нам было лет по восемь.
Нет, ответила Ирочка, мама разбирала старые вещи, и нашла их
в сундуке.
В огромной нашей прихожей тоже стояли сундуки бабули, обитые
по бокам металлическими скобами.
Красивые сундуки.
Но я была уверена, переверни я их хоть вверх дном, ничего
похожего на золотые часы не найду.
Но любимой племянницей бабули была одинокая Сонечка.
Красавица, она влюбилась в футболиста, и, конечно же, тому
было отказано от дома.
Не пара, дескать.
Сонечка была однолюбкой, и осталась на всю жизнь одинокой,
так никому и не подарив свою необычайную красоту.
Однолюбкой была и бабуля.
Я знаю из семейных преданий, что бабуля вышла за деда,
который был ко двору еще более неподходящ, чем Сонечкин футболист.
Но она наотрез отказалась выходить замуж за кого-либо еще, и
ждала своего Яна несколько долгих лет, как Женни Маркс.
Ян сделал блестящую карьеру, и родители бабули соблаговолили
дать согласие на брак.
Ян построил для своей молодой жены особнячок, где родилась и
ваша покорная слуга, и откуда она (слуга ваша покорная) ведет
свой репортаж, вещует, так сказать.
Особнячок стоял в глубине двора, и к нему вела роскошная
ясеневая аллея.
Предание гласило, что однажды бабуля проползла всю эту аллею
на коленях,
с руками, воздетыми вслед удаляющейся спине мужа, со словами
"вернись,Яник, вернись!"
Это бабуля-то!
Шли годы.
Силы бабули убывали, гонор - тоже.
Она стала принимать участие в наших вечерних чаепитиях, и
всё реже и реже "гостить" у своих племянниц.
Бабуля пережила деда на одиннадцать лет, и тихо скончалась в
своей постели.
Три ее племянницы приехали проститься с ней, но на похороны
не явились.
Бог им судья.
В немощи, другом ей стала моя мама, мама, которая тоже была
не ко двору.
Всю жизнь жила "вороной, залетевшей не в свои хоромы".
Но они с отцом любили друг друга и прожили вместе долгую,
счастливую жизнь.
После смерти мамы, отец так и не нашел подругу.
Мужчина, он жил один, перебирая старые фотографии, и
предаваясь воспоминаниям.
Ему было что вспомнить.
А я плыла по зеленой глади пруда...
Этот удивительный сон я вижу всю жизнь.
Я плыву и чувствую, как мои ноги охватывают стебли кувшинок
и лилий.
Я не могу шевельнуться, начинаю тонуть, задыхаться.
Но вдруг, чья-то рука подхватывает меня и выталкивает на
поверхность.
А потом, на берегу, я вижу склонившегося надо мной юношу.
Вижу так реально, будто это и не сон вовсе.
Он смотрит на меня пристально и молчит, будто ждет чего-то.
И я понимаю чего.
Я охватываю его тонкую шею руками и целую так нежно, как
никогда и никого не целовала в своей жизни.
Я влюбилась в этого юношу, пришедшего ко мне во сне,
спасшего меня от гибели в зеленой воде таинственного пруда, так похожего на венецианское зеркало, вмонтированное в умывальник бабули.
Я влюбилась в него на всю жизнь.
Я любила его всю жизнь.
Я люблю его всю жизнь.
В нашей семье много однолюбов.