Я лежала в номере маленькой гостиницы в Риме. Спала.
Я не хожу на завтрак - проснуться "не своей смертью" -
как я шучу, испортить весь день.
А мне вовсе не хотелось портить первый день моих "рим-
ских каникул".
Много лет назад мы засматривались этим фильмом. Кто
из нас мог тогда предположить, что однажды у нас поя-
вится возможность посмотреть все изумительные города
мира.
Дверь в номер распахнулась и вошла горничная. Она про-
шествовала в ванную, даже не заметив меня.
Туристы уходят из отеля спозаранку - дорог каждый день,
каждый час.
И дама в постели, в полдень - это нонсенс!
Я покашляла.
Горничная вздрогнула и что-то быстро залопотала, мешая
итальянские слова с ломаными английскими.
Она информировала меня, что не хотела "трабл" - так вышло.
Я успокоила её, как могла, на той же нелепой, тарабарской
смеси языков.
Но, будучи женщинами, мы отлично друг друга поняли. И я
даже сообразила, что её сын учится в Университете и изуча-
ет русский язык, и что язык - очень "дификолт". Я с ней согла-
силась - "вери, вери дификолт!".
Она ушла, а я стала одеваться.
Меня ждал Рим!
Я искала Колизей.
Когда мне было лет шесть, я видела удивительный сон - я бегу
по узкой улочке незнакомого города, и выбегаю на залитую го-
лубой водой, круглую площадь.
Я выбегаю к Колизею.
Удивительный, яркий сон!
Я нашла это место.
Потом я сфотографировалась с "гладиаторами", потрогала дре-
вние стены и пошла к фонтану "Треви" - бросать монетки.
По пути зашла в какой-то маленький магазинчик, из окна которо-
го на меня смотрело знакомое, родное до боли, лицо.
В витрине стояла репродукция Сандро Боттичелли. Его "Прима-
вера".
Моя покойная подруга была точной копией девушки с этой кар-
тины, девушки в венке и ярком платье, такой живой и современ-
ной.
Один в один.
Была она талантливым скульптором.
Загнала себя работой до смерти.
Я помогала ей в фирме в качестве юрисконсульта.
Раз в неделю сидела в офисе и дурила головы клиентам.
Нет, потом, дома, я обрабатывала вопросы и ответы, консульти-
ровалась с мужем - классным профи.
Нет мужа, нет подруги, нет фирмы, нет даже старой больной со-
баки Фефы.
Как у Тургенева - "все они умерли, умерли...".
А я в Риме.
Я жива.
Я учусь смотреть и видеть.
Учусь смеяться и плакать. Да, именно, плакать.
Учусь быять живой - пока жива.
И это так классно!
Я добралась до фонтана.
Народу - тьма!
Но, не омочив ног в его воде, я не уйду.
Я сняла сандалии, уселась на низкий бортик, и погрузила ноги в
голубоватую воду.
Как маленькие рыбёшки сновали детские руки - мальчишки вы-
лавливали монеты, которые бросали туристы в надежде вернуть-
ся сюда вновь.
И тут я увидела его.
Стройный, высокий блондин, с длинными волосами и голубыми
глазами.
Он "снимал" на камеру всю эту "околотревийскую" кутерьму, и
выглядел таким отрешенным.
Кого-то он напоминал мне...
И я вспомнила.
Я вспомнила мальчика с ликом Иисуса, мальчика, который прию-
тил в своей квартире старую лошадь, которая должна была закон-
чить свой век на бойне.
А через несколько лет, в какой-то хронике, снова показали этого
мальчика.
Вернее его фото.
Он погиб в Югославии. Защищая кого-то от кого-то.
Неважно кого, но защищая.
С той фотографии смотрело лицо Христа, уже понимающего всю
тщету, приносимой им жертвы...
Я вытерла ноги носовым платком, обулась и побрела вверх по ог-
ромной, широкой лестнице.
Мне было грустно.
Я вспомнила дорогих мне людей.
Но потом подумала - они-то меня обязательно дождутся.
Потерплю.
"Терпеть" в этом Вечном городе было совсем нетрудно.
Ещё несколько раз я сталкивалась с блондином с кинокамерой.
Он был один, и я, опытная женщина, без труда могла бы найти пре-
длог для знакомства.
Но что-то меня останавливало.
Мои воспоминания?
Его библейскаий лик?
Не знаю...
Так я и ходила в первый день своих "римских каникул".
Одна.
Лишь изредка соприкасаясь взглядом с "вечным", библейским
взглядом незнакомца, взглядом Христа, взглядом, погибшего в
Югославии юноши, взглядом Вечного города...
|